Эрнест Хемингуэй

Кросс по снегу

Фуникулер еще раз дернулся и остановился. Он не мог идти дальше, путь был сплошь
занесен снегом. Ветер начисто подмел открытый склон горы, и поверхность снега
смерзлась в оледенелый наст. Ник в багажном вагоне натер свои лыжи, сунул носки
башмаков в металлические скобы и застегнул крепление. Он боком прыгнул из вагона
на твердый наст, выровнял лыжи и, согнувшись и волоча палки, понесся вниз по скату.

Впереди на белом просторе мелькал Джордж, то исчезая, то появляясь и снова исчезая
из виду. Когда, внезапно попав на крутой изгиб склона, Ник стремительно полетел
вниз, в его сознании не осталось ничего, кроме чудесного ощущения быстроты и
полета. Он въехал на небольшой бугор, а потом снег начал убегать из-под его лыж, и
он понесся вниз, быстрей, быстрей, по последнему крутому спуску. Согнувшись, почти
сидя на лыжах, стараясь, чтобы центр тяжести пришелся как можно ниже, он мчался
в туче снега, словно в песчаном вихре, и чувствовал, что скорость слишком велика.
Но он не замедлил хода. Он не сдаст и удержится. Потом он попал на рыхлый снег,
оставленный ветром в выемке горы, не удержался и, гремя лыжами, полетел кубарем,
точно подстреленный кролик, потом зарылся в сугроб, ноги накрест, лыжи торчком,
набрав полные уши и ноздри снега.

Джордж стоял немного ниже, ладонями сбивая снег со своей куртки.

– Высокий класс, Ник! – крикнул он. – Это чертова выемка виновата. Она и меня
подвела.

– А как там, дальше? – Ник, лежа на спине, выровнял лыжи и встал.

– Нужно все время забирать влево. Спуск хороший, крутой. Внизу сделаешь
христианию – там изгородь.

– Подожди минутку, съедем вместе.

– Нет, ты ступай вперед. Я люблю смотреть, как ты съезжаешь.

Ник Адамс проехал мимо Джорджа – на его широких плечах и светлых волосах
осталось немного снегу, – потом лыжи Ника заскользили, и он ухнул вниз, окутанный
свистящей снежной пылью, взлетая и падая, вверх, вниз по волнистому склону. Он все
время забирал влево, и к концу, когда он летел прямо на изгородь, плотно сжав колени
и изогнув туловище, он, в туче снега, сделал крутой поворот вправо и, сбавляя ход,
проехал между склоном горы и проволочной изгородью.

Он взглянул вверх. Джордж съезжал, готовясь к повороту телемарк, выдвинув
вперед согнутую в колене ногу и волоча другую; палки висели, словно тонкие ножки
насекомого, и, задевая снег, взбивали комочки снежного пуха; и, наконец, почти
скрытый тучами снега, скорчившись, выбросив одну ногу вперед, вытянув другую
назад, отклонив туловище влево, он описал четкую красивую кривую, подчеркивая ее
блестящими остриями палок.

– Я не решился на христианию, – сказал Джордж. – Слишком глубокий снег. А ты
отлично съехал.

– С моей ногой нельзя делать телемарк, – сказал Ник.

Ник лыжей прижал верхнюю проволоку, и Джордж проехал через изгородь. Ник вслед
за ним выехал на дорогу. Они шли, слегка согнув колени, по дороге, проложенной
в сосновом бору. Здесь возили лес, и накатанный полозьями лед был в оранжевых
и табачно-желтых пятнах от конской мочи. Лыжники держались полосы снега на

обочине. Дорога круто спускалась к ручью и затем почти отвесно поднималась в гору.
Сквозь деревья им виден был длинный облезлый дом с широкими стрехами. Издали он
выглядел сплошь блекло-желтым. Вблизи оконные рамы оказались зелеными. Краска
лупилась. Ник палкой расстегнул зажим и сбросил лыжи.

– Лучше понесем их, – сказал он.

Он стал карабкаться по крутой дорожке с лыжами на плече, пробивая ледяную кору
шипами каблука. Он слышал за спиной дыхание Джорджа и треск льда под его
каблуками. Они прислонили лыжи к стене гостиницы, обмахнули друг другу штаны,
потоптались, стряхивая с башмаков снег, и вошли в дом.

Внутри было почти темно. В углу комнаты поблескивала большая изразцовая печь.
Потолок был низкий. Вдоль стен стояли гладкие деревянные скамьи и темные, в
винных пятнах, столы. У самой печки, покуривая трубку, потягивая мутное молодое
вино, сидели два швейцарца. Лыжники сняли куртки и сели у стены по другую сторону
печки. Голос, певший в соседней комнате, умолк, и в комнату вошла служанка в синем
переднике и спросила, что им подать.

– Бутылку сионского, – сказал Ник. – Согласен, Джорджи?

– Можно, – сказал Джордж. – В этом ты больше понимаешь. Я всякое вино люблю.

Служанка вышла.

– Нет ничего лучше лыж, правда? – сказал Ник. – Знаешь, это ощущение, когда
начинаешь съезжать по длинному спуску.

– Да! – сказал Джордж. – Так хорошо, что и сказать нельзя.

Служанка принесла вино, и они никак не могли откупорить бутылку. Наконец Ник
вытащил пробку. Служанка вышла, и они услыхали, как она в соседней комнате запела
по-немецки.

– Кусочки пробки попали. Ну, не беда, – сказал Ник.

– Как ты думаешь, есть у них какое-нибудь печенье?

– Сейчас спросим.

Служанка вошла, и Ник заметил, что у нее под передником обрисовывается круглый
живот. «Странно, – подумал он, – как это я сразу не обратил внимания, когда она
вошла».

– Что это вы поете? – спросил он.

– Это из оперы, из немецкой оперы. – Она явно не желала продолжать разговор. – У нас
есть яблочная слойка, если хотите.

– Не очень-то она любезна, – сказал Джордж.

– Что ж ты хочешь? Она нас не знает и, наверно, подумала, что мы хотим посмеяться
над ее пением. Она, должно быть, оттуда, где говорят по-немецки, и она стесняется, что
она здесь. Да тут еще беременность, а она не замужем, вот и стесняется.

– Откуда ты знаешь, что она не замужем?

– Кольца нет. Да здесь ни одна девушка не выходит замуж, пока не пройдет через это.

Дверь отворилась, и в клубах пара, топая облепленными снегом сапогами, вошла
партия лесорубов. Служанка принесла им три бутылки молодого вина, и они, сняв
шляпы, заняли оба стола и молча покуривали трубки, кто прислонясь к стене, кто
облокотившись на стол. Время от времени, когда лошади, запряженные в деревянные

сани, встряхивали головой, снаружи доносилось резкое звяканье колокольчиков.

Джордж и Ник чувствовали себя отлично. Они очень любили друг друга. Они знали,
что впереди еще весь долгий обратный путь.

– Когда тебе нужно возвращаться в университет? – спросил Ник.

– Сегодня вечером, – сказал Джордж. – Мне надо поспеть на поезд десять сорок из
Монтре.

– Хорошо бы ты остался, мы бы завтра махнули на Дан-дю-Лис.

– Я должен закончить свое образование, – сказал Джордж. – А что, Ник, если бы нам
пошататься вдвоем? Захватить лыжи и поехать поездом, сойти, где хороший снег, и
идти куда глаза глядят, останавливаться в гостиницах, пройти насквозь Оберланд, и
Вале, и Энгадин, а с собой взять только сумку с инструментами да положить в рюкзак
запасной свитер и пижаму, и к черту учение и все на свете!

– И еще пройти через весь Шварцвальд. Ух, и места же!

– Это где ты рыбу ловил прошлым летом?

– Да.

Они съели слойку и допили вино.

Джордж прислонился к стене и закрыл глаза.

– Вино всегда так на меня действует, – сказал он.

– Тебе плохо? – спросил Ник.

– Нет, мне хорошо, только чудно как-то.

– Понимаю, – сказал Ник.

– Ну да, – сказал Джордж.

– Закажем еще бутылочку? – спросил Ник.

– Нет, довольно, – сказал Джордж.

Они еще посидели. Ник – облокотившись на стол, Джордж – прислонясь к стене.

– Что, Эллен ждет ребенка? – спросил Джордж, отделившись от стены и тоже ставя
локти на стол.

– Да.

– Скоро?

– В конце лета.

– Ты рад?

– Да. Теперь рад.

– Вы вернетесь в Штаты?

– Очевидно.

– Тебе хочется?

– Нет.

– А Эллен?

– Тоже нет.

Джордж помолчал. Он смотрел на пустую бутылку и на пустые стаканы.

– Скверно, да? – спросил он.

– Нет, ничего, – ответил Ник.

– Так как же?

– Не знаю, – сказал Ник.

– Ты с ней будешь ходить на лыжах в Штатах?

– Не знаю.

– Там горы неважные, – сказал Джордж.

– Неважные, – сказал Ник. – Слишком скалистые. И слишком много лесу. И потом, они
очень далеко.

– Верно, – сказал Джордж, – во всяком случае, в Калифорнии так.

– Да, – сказал Ник, – повсюду так, где мне приходилось бывать.

– Верно, – сказал Джордж, – повсюду так.

Швейцарцы встали из-за стола, расплатились и вышли.

– Жаль, что мы не швейцарцы, – сказал Джордж.

– У них у всех зоб, – сказал Ник.

– Не верю я этому.

– И я не верю.

Они засмеялись.

– А что, Ник, если нам с тобой никогда больше не придется вместе ходить на лыжах? –
сказал Джордж.

– Этого быть не может, – сказал Ник. – Тогда не стоит жить на свете.

– Непременно пойдем, – сказал Джордж.

– Иначе быть не может, – подтвердил Ник.

– Хорошо бы дать друг другу слово, – сказал Джордж.

Ник встал. Он наглухо застегнул свою куртку. Потом потянулся через Джорджа и взял
прислоненные к стене лыжные палки. Он крепко всадил острие палки в половицу.

– А что толку давать слово, – сказал он.

Они открыли дверь и вышли. Было очень холодно. Снег подернулся ледяной коркой.
Дорога шла в гору, сосновым лесом.

Они взяли свои лыжи, прислоненные к стене. Ник надел рукавицы, Джордж уже начал
подыматься в гору с лыжами на плече. Обратный путь еще можно проделать вместе.